Уникальность снайперской винтовки Драгунова (СВД) состоит в том, что впервые была создана самозарядная винтовка под заданные (и при этом весьма высокие), требования к кучности стрельбы. А кучность — это интегральная характеристика в которой намешаны в весьма разнообразных пропорциях:
— «техническая» кучность комплекса «патрон — ствол»;
— влияние самой винтовки;
— влияние стрелка.
Отделить одно от другого трудно; каждый из этих факторов подвержен воздействию случайных величин, и зачастую может перекрывать влияние других. Если олимпийскому чемпиону дать в руки гладкоствольный кремнёвый пистолет, такой, из которого стрелялись Печорин и Грушницкий, то не факт, что он, подобно Зарецкому, попадёт в туз с пяти саженей (у Зарецкого был дуэльный пистолет, скорее всего, «лепаж»). Или, если дать в руки человеку, стреляющему на уровне серебряного значка ГТО, «аншюц», то по меньшей мере наивно ожидать от него сразу результата мастера спорта международного класса.
Поэтому до появления СВД (а во многих случаях и сейчас) снайперские винтовки получали путём отбора из массы серийных изделий. В лучшем случае, за счёт «тюнинга» — индивидуальной отладки.
В нашей стране критерием для отбора снайперской винтовки был поперечник рассеивания 8 см серии из четырёх выстрелов на дистанции 100 м. Такой норматив был установлен для снайперской винтовки обр. 1891/30 гг., снайперской винтовки Токарева. Для серийной «трёхлинейки» четыре пробоины должны были укладываться в круг диаметром 15 см. То есть, кучность снайперской винтовки должна быть в два раза лучше, чем серийной.
Что позволяет кучность 8 см (или, в пересчёте на современную мерку в «угловых минутах» — 2,7 у. м.)? Это гарантированное поражение цели «головная мишень» на дистанции до 300 м и «грудной мишени» — до 500 м. С такими винтовками работали знаменитые снайперы Великой Отечественной — Василий Зайцев (242 уничтоженных солдата и офицера вермахта, включая инструктора школы снайперов штандартенфюрера Хайнца Торвальда), Людмила Павличенко (309 уничтоженных солдат и офицеров, в том числе 36 снайперов), а также имевшие на своём счету более 300 уничтоженных врагов — Фёдор Охлопков, Михаил Буденков, Владимир Салбиев, Владимир Пчелинцев, Василий Квачантирадзе и другие (всего 16 человек).
Когда в 1958 г. Главное артиллерийское управление (ГАУ) сформировало тактико-технические требования (ТТТ) к новой снайперской винтовке, то они во многом опирались на характеристики снайперской винтовки обр. 1891/30 гг. (по массе, габаритам, кучности стрельбы). То есть, предполагался тот же сценарий боевого применения (цели, дистанции стрельбы, условия стрельбы), что и у снайперов в Великую Отечественную. Но винтовка должна была иметь систему автоматического перезаряжания и магазин на 10 патронов (у «трёхлинейки» — 5 патронов).
Официальное начало работы — июнь 1958 года; в качестве исполнителей были определены: завод № 74 (Ижевск), ОКБ-575 (Ковров), ОКБ-180 (НИИ-61, Климовск, Московская обл.).
Наверное, если в то время кто-нибудь взялся делать прогноз на результат этого конкурса, то явным аутсайдером был бы назван Ижевск: работа была поручена конструктору Драгунову, который на тот момент имел абсолютно нулевой опыт отработки автоматического оружия под требования армии и не имел никаких предварительных наработок, которые можно было бы взять за основу.
А вот конкуренты Драгунова:
Александр Семёнович Константинов, конструктор ковровского ОКБ-575, к тому времени имел в своём активе:
— работу под руководством Г. С. Шпагина в Коврове и в Вятских Полянах;
— разработку унифицированного автомата-карабина (1949 г.);
— участие в конкурсе 1956–1958 гг. по разработке унифицированного комплекса «автомат — ручной пулемёт».
Сергей Гаврилович Симонов, конструктор ОКБ-180 при НИИ-61 (ныне — ЦНИИТочмаш, Климовск, Московская обл.) в представлении не нуждается:
— три образца, принятых на вооружение РККА/Советской Армии — автоматическая винтовка АВС, противотанковое ружьё ПТРС, карабин СКС;
— дважды Лауреат Сталинской премии 1 степени, Герой Социалистического Труда.
То есть, конкуренты у Драгунова были опытнейшие. Но при этом надо заметить, что в конце 1950-х годов по своему мышлению, по конструкторскому почерку Сергей Гаврилович продолжал оставаться конструктором 1930-х годов. Самым мощным конкурентом был Александр Семёнович Константинов.
Успех оружия складывается, по большому счёту, из двух составляющих:
1. Правильно сформулированные (то есть адекватные сценарию боевого применения) тактико-технические требования (ТТТ);
2. Правильно сформированная концепция оружия и её реализация в конструкции.
И вот тут интересно сравнить те исходные концепции, которые были приняты участниками конкурса. А они были принципиально различны.
Сергей Гаврилович Симонов построил свою конструкцию на базе схемы, к которой он пришёл в 1930-е годы и в дальнейшем последовательно развивал её — запирание перекосом затвора. На этом принципе была сделана самозарядная винтовка 1938 г., участвовавшая в конкурсе с винтовкой Токарева, противотанковое ружьё ПТРС, карабин СКС, опытный ручной пулемёт. За два года до начала этого конкурса Симонов разработал автомат, который он и трансформировал в снайперскую винтовку. Свои плюсы у такого подхода есть: выявляются и устраняются недостатки конструкции, выявившиеся в предшествующих вариантах. Собственно, по аналогичному пути пошёл и Михаил Тимофеевич Калашников, который какое-то время на начальном этапе конкурса прорабатывал свою конструкцию снайперской винтовки. Хотя и выбор Сергея Гавриловича представляется несколько странным: автомат Симонова показал ранее неудовлетворительные результаты на полигонных испытаниях.
Александр Семёнович Константинов взял за исходную точку свой автомат-карабин; эту работу он вёл в 1949–1953 гг. В доступных источниках упоминается о трёх вариантах: один из них был сделан по схеме с газовым торможением затвора (схема Барнитцке), второй — с полусвободным затвором. О конструкции самого первого информации нет, но, по-видимому, использовал схему с отводом пороховых газов и запиранием поворотом затвора, которая и легла в основу винтовки Константинова (опыт работы с этой схемой у ковровчан был; именно в ОКБ-575 автомат Калашникова доработали до уровня, обеспечившего победу в конкурсе).
Если вкратце сформулировать его концепцию, то она выглядела следующим образом:
— свести к минимуму угол вылета, для чего была реализована т. н. «прямая схема»: точка упора приклада в плечо находится на продолжении оси канала ствола;
— надёжность работы автоматики обеспечить за счёт высокой максимальной скорости отката подвижной системы;
— удар в крайнем заднем положении погасить за счёт большой длины отката; при этом, чтобы вписаться в ТТТ по общей длине, приклад был выполнен как продолжение ствольной коробки.
Евгений Фёдорович Драгунов к началу конкурса имел почти десятилетний успешный опыт разработки спортивного оружия, сформировавшуюся философию высокоточного оружия и наработки по технологии производства высокоточных стволов (в чём огромная заслуга технолога-ствольщика Ивана Андреевича Самойлова).
Основой концепции Драгунова было обеспечение стабильности начальных условий при каждом выстреле. Поэтому он не рассматривал «прямую» схему как фактор обеспечения высокой кучности: если угол вылета будет стабильным, то зачем от него избавляться. Поэтому его концептуальные решения были направлены прежде всего на обеспечение стабильности.
Запирание канала ствола на три боевых упора. Здесь логика такова — три точки определяют плоскость, то есть стабильное положение затвора. К этому решению Драгунов пришёл в 1955 г. — произвольные винтовки «Стрела» и «Зенит».
Очень много внимания и времени было уделено конструкции узла «ствол — цевьё». ТТТ по кучности стрельбы — сердцевинные полосы рассеивания 5×5 см, что впоследствии трансформировали в норматив по радиусам рассеивания R100/r50 — 7,0/2,8 см были заданы для стрельбы 3 сериями по 20 выстрелов. При этом паузы между сериями и выстрелами в серии не предусматривались; стрельба велась в режиме до 30 выстрелов/мин («прицелился — выстрел»). В таком режиме ствол ощутимо нагревался. При этом наружные габариты и масса ствола определялись ТТТ по массе винтовки (самозарядную винтовку требовалось вписать в габариты и массу магазинной винтовки). Термические деформации ствола приводили к изменению рассеивания, смещению средней точки попадания. И эта проблема была решена за счёт термостабильной конструкции узла «ствол — цевьё».
На тот момент техническое решение, разработанное Драгуновым, было инновативным и уникальным. А это статическая определимость узла. В сопромате есть классическая задача расчёта балок — статически определимая балка. Это когда одна опора балки — неподвижная, а вторая — подвижная. В СВД передние концы ствольных накладок (две зеркально-симметричные детали, образующие цевьё) упираются в неподвижно закреплённую на стволе деталь, которая называется «сальник» (но по выполняемой функции — это передний упор цевья). А на задние концы давит пластинчатая U-образная пружина, постоянно поджимающая накладки к «сальнику»: поэтому при нагреве ствола в процессе стрельбы условия взаимодействия их со стволом не меняются.
Опыт конструктора спортивного оружия плюс личный спортивный опыт (Драгунов имел 1 разряд по пулевой стрельбе) подтолкнули к внедрению в боевое оружие эргономических достижений спортивного оружия: приклад СВД, который на Западе называют Dragunov-type, или SVD-type, есть не что иное, как упрощённый технологически матчевый приклад спортивного оружия.
Итак, в основу концепции Драгунова были положены:
— запирание на три боевых упора;
— термостабильный узел «ствол — цевьё»;
— эргономичный приклад матчевого типа.
Именно эта концепция оказалась верной.
Константинова подвело непонимание оружейной эргономики (или пренебрежение ею). На образцах 2Б-В-10, 2Б-13-10 затыльник, в который приходится удар подвижной системы, связан с крышкой ствольной коробки, которая одновременно выполняет функцию гребня приклада. Удар передаётся на крышку ствольной коробки, вызывая её колебания, которые стрелок воспринимает щекой.
В конечном счёте резко отрицательная оценка начальника полигона генерал-майора Бульбы, данная им при личном тестировании винтовок Драгунова и Константинова, привела к тому, что Константинов практически полностью перекомпоновал свою конструкцию, и она стала весьма близкой к винтовке Драгунова. Даже третий боевой упор появился.
Таким образом, была доказана правильность концепции Драгунова. И при рассмотрении результатов полигонных испытаний было отмечено, что при дальнейшей доработке винтовка Константинова может только сравниться с винтовкой Драгунова. Получение же существенного преимущества маловероятно.
В заключении ГРАУ от 16 марта 1962 г. было отмечено: «7,62-мм самозарядную винтовку конструкции Драгунова Е. Ф., как наиболее полно удовлетворяющую требованиям по боевым и эксплуатационным характеристикам, рекомендовать к изготовлению опытной серии для войсковых испытаний».
Войсковые испытания в трёх военных округах (Среднеазиатском, Одесском и Московском) прошли в конце лета — начале осени 1962 г. Через полгода вышло упомянутое в начале статьи Постановление Правительства, а ещё через два месяца — приказ Министра обороны № 139 (по оценке Юрия Александровича Пономарёва, обычно от Постановления до приказа Минобороны времени проходит больше). Мне к этому времени исполнилось 16 лет, я перешёл на 3 курс Ижевского индустриального техникума; брату Алексею, второкласснику, — 8 лет.
Недавно задали мне вопрос: почему я стал оружейником? В какой мере сказалось в моём выборе профессии влияние отца?
Влияние отца, конечно же, сказалось. Но не в том смысле, что он нас (меня и Алексея) вталкивал в профессию. Он умел воспитывать без занудства, без нравоучений. Просто у нас была возможность знакомиться с оружием буквально с раннего детства. Показывал, как устроено ружьё ТОЗ-Б; когда выполнил 1 разряд по пулевой стрельбе приобрёл винтовку ТОЗ-8 и сделал, выражаясь современным языком, её лёгкий тюнинг — убрал открытый прицел и установил диоптрический прицел своей конструкции: такой, какой ставили на винтовку МЦВ-50.
Помню немыслимый совершенно в наше время эпизод: году, наверное, в 1957 пошли мы с отцом на лыжах, на берег пруда, за парк. Взял он свою ТОЗ-8, нашли ложок, устроились пострелять по цели. И тут подходят два лыжника, мужики взрослые:
— А можно с вами тоже пострелять?
— Конечно, можно.
Поставили спичечный коробок метров, наверное, на 25. Стреляли по три выстрела. Я, пацан, результат показал лучше, чем те двое взрослых. Отец потом, дома, с гордостью об этом рассказал.
Подготовка к охотничьему сезону — у него это был целый ритуал. У него было ТОЗ-Б 16-го калибра под латунную гильзу. Промывка гильз в уксусе, удаление отработавших капсюлей («Центробой»), посадка новых, взвешивание пороха на аптекарских весах… Все свои действия он комментировал, пояснял, почему порох «Сокол» недопустимо отмеривать меркой. Меня до взвешивания пороховых зарядов он не допускал, но для практики поручал взвешивать дробь.
То же самое «оружейное воспитание» получил и Алексей. Кстати, непременным элементом этого воспитания были два фундаментальных тезиса:
— никогда не наводи оружие на человека, даже «в шутку», даже когда уверен, что оно не заряжено;
— оружие шуток не любит и ошибок не прощает.
Так что наш жизненный путь практически определился. В Ижевский механический институт (ИМИ) я поступил в 1966 г., Алексей — в год моего окончания, в 1972.
Бок о бок с отцом, в КБ-3 отдела главного конструктора мы, два брата, проработали оба по десятку лет. Вот воспоминания Алексея об этом периоде: «Почти десять лет я работал с отцом в одном коллективе. Когда я пришёл в отдел, на меня сразу была перенесена часть того отношения, что было у оружейников к отцу. Можно сказать, со стороны конструкторского коллектива я получил аванс доверия. Поэтому мне было намного проще начинать, имелась стартовая площадка. Отношения с людьми у него были хорошие, многие его до сих пор помнят и очень уважительно относятся. Как ведущий конструктор он никогда не давил на своих коллег авторитетом.
Обращался ли я во время работы за советом к отцу? Бывало. Начнёшь чертить, он подойдёт, посмотрит и скажет: так уже делали и ничего хорошего не получится. Опыт у него был колоссальный, сочетавшийся с прекрасной профессиональной памятью. И своими знаниями он всегда был готов поделиться с молодыми коллегами».
Когда наследуешь профессию отца, в особенности если он известный и признанный специалист, с впечатляющими профессиональными достижениями, то всегда рискуешь: будет что-то получаться, обязательно найдутся такие, кто будет говорить «ну конечно, папа его проталкивает». Не будет получаться — «ага, папа плохо воспитал, сыночек-то балбес». Что остаётся делать в такой ситуации? Держать планку для себя на предельно высоком уровне, понимая при этом, что, возможно, достичь её не удастся. Способности по наследству не передаются.
Что удалось мне? Предмет моей личной гордости — доведение пистолета-пулемёта ПП-71, опытного образца из темы «Букет» конца 1960-х — начала 1970-х до постановки на серийное производство. Это — пистолет-пулемёт «КЕДР» («Конструкция Евгения Драгунова»). Лучше у меня получилось амплуа ВУЗовского преподавателя (ИМИ, 1983–1993 гг., ИжГТУ, 2008–2013 гг). Горжусь своими студентами — Сергеем Королёвым (выпуск 1992 г., зам. директора «Техкрима»), Георгием Романовым (выпуск 1989 г., ведущий конструктор пневматики «Ижмеха»), Дмитрием Долгановым (выпуск 1992 г., участник разработки АК-12), Анастасией Коротковой (выпуск 2013 г., участница разработки МПЛ) и, как принято писать, «многими другими».
Дети — это наши достижения и, может быть, самые главные. В 1986 г., в Артиллерийском музее, в витрине с портретами советских конструкторов-оружейников, шестилетний мальчуган, Евгений Драгунов-младший, увидев один портрет, с удивлением выдохнул: «Деда!». В 2003 г. он окончил ИжГТУ, начал работу в КОЦ «Ижмаша» в группе В. Д. Стронского (участвовал в доработке СВ-98), далее — Климовский СПЗ, «Фортуна» (бывшая АКБС). Работу в оружейной сфере он продолжает и сейчас.
У Алексея — более впечатляющий список профессиональных достижений: участие в конкурсе «Абакан» (в группе В. М. Калашникова), разработка пистолетов-пулемётов «Бизон-2» и «Витязь-СН». С 2013 г. работает в «Техкриме», рядом с ним — сын, Алексей-младший, выпускник ИжГТУ 2006 г. Карабин «Кречет» под патрон 9×19 — это их работа, база — пистолет-пулемёт «КЕДР». «КЕДР» можно считать в своём роде уникальным оружием — над ним работали три поколения Драгуновых: от Евгения Фёдоровича до Алексея Алексеевича.
Сейчас, с высоты собственного жизненного опыта, я понимаю, какое значение для воспитания мальчишек имеет пример отца. У меня и у Алексея был перед глазами достойный пример. Для внуков дед — по-видимому, тоже. Хотя и для них — он уже в большей мере личность легендарная…
