На этапе создания образца артиллерийского вооружения, которому предстоит стать массовым в своей армии, постройка различных по исполнению прототипов с одинаковыми баллистическими данными является обычным делом. Затем из них выбирается лучший по тем или иным критериям и организуется его серийный выпуск. Ситуация, когда для одной и той же задачи в валовое производство ставятся две кардинально отличных по устройству и обращению артиллерийских систем с одинаковой баллистикой параллельно, является резко нежелательной. Она порождает целое множество проблем с производством орудий, обеспечением их запасными частями, инвентарём и принадлежностями, а также с их эксплуатацией в строевых частях практически «на ровном месте».
Тем не менее, в отечественной практике был один такой эпизод, когда на вооружение Русской Императорской армии (РИА) с интервалом в один год были приняты две совершенно идентичные по баллистике системы разных разработчиков, конструкция которых при всей их внешней схожести различалась кардинальнейшим образом. И не просто приняты на вооружение, а одновременно запущены в валовое производство на нескольких государственных и частных машиностроительных предприятиях.
Перед переходом к детальному обсуждению вопроса стоит остановиться на похожих ситуациях, которые всё же не подпадают под описанный выше набор условий. Например, часто баллистическое решение переходит от существующей артиллерийской системы на перспективную, если оно удовлетворяет требованиям своего времени.
Так, 152-мм пушка-гаубица Д-20 унаследовала схему нарезки ствола, шкалу начальных скоростей и боеприпасы от 152-мм гаубицы-пушки обр. 1937 г. (МЛ-20), которая после Великой Отечественной войны уже не удовлетворяла Советскую Армию по характеристикам своей мобильности и удобства в эксплуатации, но оставалась адекватной по огневым возможностям. Поэтому её баллистическое решение перенесли на совершенно другой по конструкции лафет, значительно повысивший боевые и эксплуатационные качества всей системы в целом. В этом и ему подобных случаях не выполняется условие практической одновременности разработки и изготовления таких орудий.
Также известно немало импровизаций военных лет, когда из-за нехватки штатных лафетов ствольные группы с одной баллистикой устанавливались на что придётся, но такие «гибриды» не показательны из-за своего вынужденного характера: в нормальных условиях мирного времени подобные конструкции заказчику попросту бы не потребовались.
Но, вернёмся к упомянутому в первом абзаце довольно странному положению дел, случившемуся «под занавес» первого десятилетия ХХ века. В 1909 году на вооружение РИА и в валовое производство была принята 48-лин. полевая гаубица системы Круппа, ставшая 122-мм гаубицей обр. 1909 г. в советское время. Однако уже через год то же самое случилось с абсолютно такой же по баллистическому решению, мобильности и очень близкой по боевой и походной массе 48-лин. полевой гаубицей системы Шнейдера (122-мм гаубица обр. 1910 г. в Красной Армии) с кардинально иным устройством.
Каноническая версия событий гласит, что в конкурсе на перспективную лёгкую полевую гаубицу для РИА, который был объявлен с учётом опыта, полученного в недавней русско-японской войне, изначально победил германский образец Круппа. Причём это произошло в отсутствие генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича и без учёта его мнения. По факту он полностью руководил деятельностью Главного артиллерийского управления (ГАУ), ответственного за этот вопрос, хотя начальником этого ведомства в то время был Д. Д. Кузьмин-Караваев. Как только великий князь вернулся к делам, по его настоянию более подходящей для РИА признали конкурента от французской компании «Шнейдер». Чтобы избежать штрафных санкций от разрыва уже заключённого с германской фирмой «Крупп» договора, в итоге решили организовать постройку обеих систем на различных русских предприятиях.
Популярную версию о коррупционной составляющей мы здесь рассматривать не будем, поскольку великий князь Сергей Михайлович в силу своего общественного положения и должности имел достаточно много недоброжелателей. Спустя сто с лишним лет со времени рассматриваемых событий уже невозможно выяснить, что из сказанного в его адрес было правдой, а что клеветой. Более того, сторонники выбора крупповского прототипа и сами могли оказаться небезгрешными в этом плане: прогерманское лобби также имело своих агентов влияния при дворе последнего российского самодержца. Однако при всём интересе к подобного рода тематике основные факторы, которые определили ход событий, были скорее объективными, чем субъективными, причём, как ни странно, обе стороны были по-своему правы.
В этом плане стоит отметить, что чередой проводимых конкурсов на различные образцы современного артиллерийского вооружения в середине и конце 1900-х гг. фактически решался вопрос, по какому пути на десятилетия вперёд будет развиваться отечественная артиллерийская школа и ответственная за реализацию её идей военная промышленность.
К сожалению, следует признать, что в области сухопутной артиллерии в то время собственными силами удалось запустить в серию лишь знаменитую лёгкую «трёхдюймовку» (76-мм пушка обр. 1902 г.) Опытный отечественный образец 48-лин. гаубицы ощутимо уступал мировому уровню, а в 6-дм (152-мм) калибре наши конструкторы и не пытались состязаться с зарубежными прототипами. Поэтому принятие того или иного образца фактически определяло то, как пойдёт дальнейшее развитие русской артиллерии, какие технологии и оборудование будут для того заимствованы, насколько они подходят для наших условий. Последний пункт, по большому счёту, решал многое, если не всё.
Перед тем, как подробно рассмотреть технические решения в конструкции этих систем, стоит остановиться на том, что собой представляли французская и германская артиллерийские конструкторские школы в середине 1900-х гг. и что предлагали в то время на международном рынке вооружений фирмы «Шнейдер» и «Крупп».
Начнём с кайзеровской Германской империи, хотя немецкие конструкторы артиллерийского вооружения получили известность ещё до провозглашения своего единого государства в 1871 году. На начальном этапе перехода от доиндустриального гладкоствольного орудия к нарезному образцу индустриальной эпохи они сделали два важнейших шага вперёд: освоили технологию производства стальных стволов и внедрили в широкое использование горизонтальный клиновый затвор. Стальной ствол стал детищем высокого качества пока ещё прусской металлургии, с которой в 1811 году и начал свою деятельность будущий концерн «Крупп».
Его основатель, Фридрих Крупп, со временем сумел достичь немалых успехов в сталеварении. Наряду с литейным делом этот промышленник развивал металлообработку и машиностроение, так что его наследник Альфред Крупп освоил выпуск самых разнообразных изделий от ширпотреба до сложных механизмов, и в 1847 году презентовал общественности свою первую стальную пушку.
Хотя и не сразу, прусское военное ведомство обратило внимание на перспективный образец, который стрелял точнее и дальше своих бронзовых гладкоствольных современников, достигших к концу 1850-х гг. своего предела развития. Войны Пруссии с Австрией и Францией наглядно показали превосходство пушек Круппа на поле боя, эти орудия сыграли очень большую роль в решительных победах прусской армии и тем самым в формировании единого германского государства. Такой успех привёл к международному признанию качества германской артиллерии.
Российская Империя не осталась в стороне: многие образцы отечественных серийных орудий с 1870-х по 1890-е гг. были лицензионными версиями крупповских прототипов, их разработчик рассматривал нашу страну как большой потенциальный рынок сбыта своей продукции. После победы во франко-прусской войне фирма «Крупп» продолжала совершенствовать свои конструкторские и технологические возможности, но у неё стали появляться конкуренты как в самой Германии (например, Рейнский металлический завод Эрхардта), так и за рубежом. Темп внедрения инноваций у неё несколько замедлился (например, гидропневматические накатники освоены уже после начала Первой мировой войны), в небольшой степени даже имело место «почивание на лаврах».
Тем не менее, предлагаемая клиентам продукция ставшего уже концерном «Круппа» соответствовала своим внутренним и очень высоким стандартам качества, пусть даже далеко не всегда первая в реализации тех или иных новинок. И подкреплялось это отличнейшей подготовкой его рабочих, которые могли выполнять часть работы инженеров и технологов самостоятельно (сказывались плоды внутрикорпоративной социальной политики). Последние, вместе с конструкторами, также были на высоте. Это, конечно, не гарантировало от отсутствия «проколов» (об одном из них речь пойдёт далее), но в целом к конкурсу на лёгкую полевую гаубицу для РИА «крупповцы» реально подошли с предлагаемой ими артиллерийской системой высочайшего уровня и на грани запредельных характеристик для своего времени.
Теперь рассмотрим «шнейдеровскую» альтернативу, в предпосылках появления которой также много интересного. Жестокое поражение во франко-прусской войне послужило поводом для бурного развития артиллерии во Франции, поскольку именно её там назвали главной причиной успеха пруссаков на поле боя. И результаты не заставили себя долго ждать.
Уже в 1872 году французский военный и инженер Шарль Рагон де Банж разработал поршневой затвор с изобретённым им обтюратором его имени (в русском артиллерийском жаргоне «банжа»). Надо сказать, что нашим военным такое конструктивное решение очень понравилось, потому что при картузном заряжании господствовавший тогда клиновый затвор Круппа требовал чуть ли не прецизионной точности выделки клина и его гнезда в затворе казённой части орудия. На заводах самого Круппа такое получалось, а вот у его отечественных лицензиатов — не очень. Высок был процент брака, отсутствовала взаимозаменяемость деталей у разных орудий, где они подгонялись по месту.
Поршневой затвор с «банжой» сразу же получил в России признание, а когда произошёл переход к гильзовому заряжанию (хоть унитарному, хоть раздельному), то от крупповского клина предпочли отказаться как от малотехнологичного для наших условий решения, несмотря на ряд его весомых преимуществ. Дальше — больше, именно французские инженеры и изобретатели ввели в конструкцию орудий такие вещи как гидропневматический накатник и механизм переменного отката в противооткатных устройствах. Первый из них стал неотъемлемой чертой современной артиллерии, второй также широко использовался вплоть до Второй мировой войны. Поэтому неудивительно, что первая современная 75-мм скорострельная пушка обр. 1897 г. появилась именно во Франции и породила целое семейство подражающих ей конструкций, включая и нашу знаменитую «трёхдюймовку».
И это было не случайно: французы объективно уступали немцам по возможностям своей металлургии и металлообработки. Это вполне ими осознавалось и стимулировало создание образцов вооружения, которые лучше соответствовали таким условиям, пусть и за счёт более сложной конструкции. А уровень французского машиностроения мало чем уступал германскому, а в отдельных областях по технологичности и превосходил его.
Фирма «Шнейдер» как раз является характерным примером успехов Франции в этой области. Основали её братья Адольф и Жоэеф Эжен Шнейдеры, выкупив в 1836 году железорудные шахты и металлургическое производство в Ле Крезо. Как и «Крупп», их бизнес со временем стал охватывать металлообработку и машиностроение, в т. ч. выпуск артиллерийского вооружения. В самом начале ХХ века (когда последний основатель фирмы, Жозеф Эжен Шнейдер, давно уже умер в 1875 году) компания «Шнейдер» превратилась в целый конгломерат производств, причём в отличие от «Круппа», обходящийся вполне рядовыми для своего времени наёмными рабочими. Однако инженеры и технологи компании были ничуть не хуже немецких и успешно внедрили упомянутые выше новшества в свою серийную продукцию. Последняя пользовалась признанием у покупателей во всём мире, также в целом на равных с германским конкурентом. И если рыночные достижения концерна «Крупп» были во многом обусловлены памятью франко-прусской войны, то фирма «Шнейдер» из побеждённой Франции добилась этого без победоносных военных кампаний, что положительно свидетельствует о «потребительских свойствах» её изделий.
Плохое оружие спросом на международной арене не пользуется. Причём в условиях, когда французское военное ведомство из-за увлечения идеей лёгкой универсальной пушки не заказывает что-либо иное для своей армии. Как известно, клиенты-покупатели военной техники охотнее приобретают те её образцы, которые приняты на вооружение и поставлены в валовое производство в родной стране продавца.
Естественно, что после внешнеполитического сближения Французской республики и Российской Империи, окончившегося заключением союзного договора в 1893 году, фирма «Шнейдер» была очень заинтересована в продвижении своих образцов артиллерийского вооружения в нашей стране. Принятие их на вооружение пусть не во Франции, так в России давало ей столь необходимую рекламу, в том числе и в своей стране. Представленные ей орудия воплощали в себе самые передовые на тот момент технические решения. Применительно к 48-лин. гаубице французы не ударили в грязь лицом: как только «клиент» захотел систему с такой же баллистикой, как у уже принятой на вооружение РИА гаубицы Круппа, так в короткое время она была ему предоставлена. Причём в целом без использования такой «фишки», как обильное применение в узлах и агрегатах высококачественных легированных сталей и деталей, требующих особых режимов обработки их металла.
Завершая вступительную часть, можно уже сразу сделать несколько важных выводов: и «Крупп», и «Шнейдер» предлагали свои самые современные образцы, причём французское орудие выглядело несколько лучше в конструктивном отношении, а немецкое — в плане качества своего исполнения. И вот в этом как раз и может заключаться разгадка упорного предпочтения вел. кн. Сергеем Михайловичем «шнейдеровской» продукции.
С лицензионным производством изделий Круппа, в частности клиновых затворов, уже был негативный опыт. В других отраслях машиностроения, военного и народнохозяйственного, попытки воспроизвести немецкую металлургию и металлообработку у себя в большинстве случаев заканчивались неудачно. Если бы дело только заключалось в единовременной покупке некоторого числа гаубиц, то система Круппа и впрямь была бы более предпочтительной, как более качественная по исполнению. Но когда речь заходит о собственном артиллерийском производстве, причём в условиях возможной войны с немцами (в 1907 году окончательно сформировалась Антанта — Русско-франко-британский военный союз антигерманской направленности), ситуация видится совершенно иной.
Можно возразить, что русские военные с прогерманским уклоном надеялись на дипломатическое разрешение имеющихся противоречий, и что в 1909 году оснований для такого оптимизма было куда больше, чем в 1914-м. Размещение заказов на военную и народнохозяйственную технику могло свидетельствовать о дружественных намерениях по отношение к кайзеровскому рейху, однако история не раз обращала подобные намерения в разбитые мечты. Стоит ли говорить, что в августе 1914 года русские заказы в Германии были конфискованы её правительством, а все вложения в них и планы немецких инвестиций в усовершенствование отечественной промышленности пошли прахом.
С чисто военно-технической точки зрения гаубица Круппа действительно была предпочтительней, но выбравшие её специалисты не учли внешнеполитические и производственно-экономические реалии Российской Империи. А вел. кн. Сергей Михайлович был вполне в курсе невыполнимости задачи переноса за несколько лет крупповского качества изготовления на наши предприятия.
Шнейдеровская гаубица в этом плане тоже была не подарок, но её отечественная промышленность могла в обозримой перспективе освоить (это действительно сделали с надлежащим качеством и количеством, но уже в СССР). Об этом мы ещё не раз вспомним позже, а в следующей части начнём детальное рассмотрение конструкции 122-мм гаубиц обр. 1909 и 1910 г., которое только подтвердит изложенную во вступлении точку зрения.
